Возможно, дьявол

Великий французский кинематографист Робер Брессон, который всю свою карьеру анализировал и изучал внутренний мир человека и его сущность, в последние годы своего творчества начал делать это преимущественно на фоне социальных и политических проблем. Несмотря на узнаваемый режиссерский почерк Брессона и на типичную для него манеру повествования, лента «Возможно, дьявол» все же существенно отличается от всех предыдущих работ мастера. В этой картине отсутствует тот объективизм, которым всегда славился создатель «Дневника сельского священника» и из-за которого складывалось такое впечатление, что Брессону наплевать на своих персонажей, являющихся лишь средством доставки зрителю той или иной идеи.

Здесь постановщик откровенно «любит» главного героя, что позволят предположить, что «Возможно, дьявол» — это личное кино, в котором автор в той или иной степени (увы, не могу сказать, в какой именно) говорит о себе. Сюжет ленты крайне прост, не банален, а именно прост. Показано развитие отношений между несколькими молодыми людьми. Центральным персонажем является некий парень по имени Шарль, находящийся в депрессии. На первый взгляд кажется, что в жизни Шарля все хорошо. Он преуспевает в учебе, у него есть близкие друзья, есть девушка… даже две… или даже три. Очень многим этого бы хватило, чтобы быть счастливыми, но Шарлю все равно не удается убежать от мыслей о самоубийстве.

Фильм начинается с известия в газете, в которой говорится, что Шарль покончил с жизнью, в течение всего повествования идут поиски причин и мотивов этого поступка. А еще одно известие, утверждающее, что самоубийство на самом деле было убийством, вносит дополнительную интригу, пусть и второстепенную, так как эта лента в первую очередь является экзистенциальной драмой, а не детективом. Ничего особенного с Шарлем не случается, никаких значимых событий (как трагичных, так и радостных) не происходит. Рутинная, бытовая жизнь. Атмосфера безысходности, давящая на него все больше и больше.

Пустота в душе, которую он ничем не может заполнить. Пустота всегда наполняется ненавистью. Ненависть съедает душу. Оставшись без души, ты понимаешь, что она и не была никому нужна, в лучшем случае всех интересовало лишь твое жалкое тело, но тебе и на это уже наплевать, потому что у тебя больше нет души, нет чувств, нет эмоций… кроме, разве что, уже упомянутой ненависти! Ненависти к обществу и тем правилам и законам, по которым оно живет.

Как говорил Публик Терентий, правда подчас рождает ненависть, но часто бывает и наоборот, ненависть рождает правду. А правда заключается в том, что ты — это лишь пыль на ветру, а твоя жизнь — это шепот в ночи, который забудется раньше, чем утихнет его звук. Каждый завтрашний день представляет собой эхо дня сегодняшнего.  Это эхо ослабевает день ото дня, ты умираешь на глазах, умираешь с каждым днем. Но ты не Альберт Эйнштейн; ты не научился смотреть на смерть просто как на старый долг, который нужно вернуть. Ты ненавидишь жизнь, но ты ненавидишь и смерть, она кажется тебе ужасной, однако, несмотря на это, ты интуитивно чувствуешь, что умереть — это единственное, что еще в твоих силах. Творить добро ты категорически отказываешься из-за того, что не хочешь быть полезен миру, который вызывает у тебя отвращение, а вершить зло ты просто-напросто не в состоянии.

Даже твоя ненависть, которая по определению является источником разрушений, не может быть инструментом в твоих руках, поскольку ты ею не управляешь, она отдельна от тебя, хоть и находится у тебя внутри. Скорее, это ты инструмент в руках собственной ненависти или, вернее, способ удовлетворения.  Разрушая тебя, она удовлетворяет все свои потребности, больше ей ничего не нужно. Мир внешний не имеет никакой ценности, ведь он не что иное, как абрис мира внутреннего, который ты сам наполняешь теми красками, которыми хочешь наполнить.

Может, в этом все дело? Может, это и есть причина твоей ненависти? Ведь даже создавая свой внутренний мир, ты ограничен определенными рамками. Но разве свобода — это не есть осознанный выбор ограничений? Ты веришь в Бога, веришь в вечную жизнь, веришь настолько, насколько во все это возможно верить, то есть вся твоя вера сводится к надежде, ничем не оправданной, ничем не обоснованной. Ты считаешь, что если покончишь с собой, то тебя нельзя будет обвинять в том, что ты не познал непознаваемое.

Так в чем же корень твоей ненависти? Возможно, любовь? Как известно, от любви до ненависти один шаг, но для тебя любовь существует лишь в постели и не имеет никакой духовной ценности. Ты никогда по-настоящему никого не любил, может быть, ты даже по-настоящему никого никогда не хотел. Возможно, дружба? Но твои друзья никогда тебя не предавали, скорее даже наоборот, всегда поддерживали, пытались помочь, несмотря на твое эгоистичное поведение, несмотря на то, что ты оставался глух к их советам и слеп к их стараниям. К тому же, подлинной дружбы ты не знаешь так же, как и подлинной любви.

Даже твой приятель-наркоман, с которым ты чувствуешь себя комфортнее, чем со своими остальными «друзьями», не имеет для тебя большого значения (впрочем, как и ты для него), а воспринимается лишь как пример, как способ уйти от всего этого. Он, как и ты, ненавидит мир и ни во что не верит. Наркотики — его единственная вера, единственный доступный способ спасения. Выпрыгнуть с поезда жизни и наблюдать за ним со стороны. Но в этом случае придется существовать, выживать. Именно для этого вы вместе с ним грабите церкви, которые не смогли дать вам веру, но зато могут обеспечить финансово. Но разве выживание — это не есть самое бессмысленное занятие в этой жизни?  

И все равно ты продолжаешь неосознанно совершать шаги, что-то движет тобой помимо твоей собственной воли, ты движешься даже тогда, когда не хочешь этого, или идешь, потому что не хочешь быть белой вороной, но кто же водит тебя за нос? Возможно, Дьявол? Но, как говорил Джон Линкольн, Дьявол — джентльмен; он никогда не входит без приглашения. Ты боишься, что не сможешь совершить поступок, после которого в одну секунду перестанешь думать, видеть, слышать, но ведь именно поэтому древние римляне доверяли это своим слугам, друзьям или приятелям… Общество тебя раздавило, превратив в статистическую единицу. Но в мире, где можно все купить и продать, есть возможность приобрести за деньги покой, умиротворение, смерть…

«Есть еще миг, малый, но срок, пока не спущен курок…»