«— Не желает ли сэр начать с лёгкой закуски, хлеба с чесноком?
  — Нет, спасибо, я сразу перейду к внутривенным инъекциям тяжёлых наркотиков».¹

«У тебя было какое-то представление о жизни, была какая-то вера, какая-то задача, ты был готов к подвигам, страданьям и жертвам — а потом ты постепенно увидел, что мир не требует от тебя никаких подвигов, жертв и всякого такого, что жизнь — это не величественная поэма с героическими ролями и прочим, а мещанская комната, где вполне довольствуются едой и питьем, кофе и вязаньем чулка, игрой в тарок и радиомузыкой. А кому нужно и кто носит в себе другое, нечто героическое и прекрасное, почтенье к великим поэтам или почтенье к святым, тот дурак и донкихот».²

…И, почти наверняка, наркоман. На периферии громких событий и имен, которыми так богато искусство ХХ века, в стороне от школьной программы, лежит большой и очень своеобразный пласт нарко-культуры в целом, и нарко-литературы в частности. Герман Гессе, Олдос Хаксли, Уильям Берроуз, Аллен Гинзберг, Хантер Томпсон, Ирвин Уэлш – вот лишь самые известные из тех, кто состоял в романтических отношениях с веществами.

И был у них один повторяющийся сюжет: в начале, герой противопоставляет себя зажравшемуся мещанскому обществу, затем, непреднамеренно, но закономерно подсаживается на наркотики, отождествляющиеся с протестом. В веществах он находит невиданные раньше откровения – этот этап обычно сопровождается подробными описаниями «трипов» и измененных состояний сознания. Спустя некоторое время герой понимает, что увяз, и начинает осознавать последствия зависимости. И тут, откуда ни возьмись, нам на голову обрушивается «хэппи-энд»: законченный джанки³ решает завязать и уехать жить на ферму (читай, «начать вести добропорядочный образ жизни»). История автобиографическая, а потому столь нелепая концовка либо действительно имела место в жизни автора, либо он бы хотел ее для себя такой видеть.

Такое длинное вступление обусловлено тем, что роман Филипа Дика «Помутнение», по которому Линклейтер снял одноименный фильм, – это еще одна вариация на тему нарко-саги. Притча-эпитафия о безвременно сгинувших друзьях, ступивших однажды на скользкий путь джанки.

Для старого сюжета, однако, выбраны новые, антиутопические декорации. В недалеком будущем самым страшным и быстро распространяющимся наркотиком становится вещество D⁴ (как его еще называют, «медленная смерть»). Оно вызывает привыкание с первого приема, а после длительного применения разрушает связи между полушариями мозга и вызывает раздвоение личности. Общество неумолимо расслаивается на «торчков» (“dopes”) и «чистых» (“straights”⁵). «Торчки» на все готовы за дозу, но они, хотя бы, в этом не лгут, и к ним мы испытываем сочувствие и жалость.  «Чистые», напротив, неприятные ребята: «Вещество D не смогло бы разрушить их мозги, потому что их нет», - заявляет автор. «Чистые» выбрасывают «торчков» из своей жизни, и обороняют, как могут, свой уютный McDonalds-мир, усиливая охрану домов и учреждений. И пока полиция проявляет беспомощность в обезвреживании дилеров, заняться возвращением «торчков» в лоно общества обещает растущая сеть клиник «Новый путь».

Сказать прямо, материал для экранизации сложный – неспешное, детализированное повествование, мало действия, много разговоров и взглядов внутрь себя. Фильм получился тоже медленный, местами затянутый, почти скучный. Но только «почти». Ричард Линклейтер – один из самых заметных современных американских режиссеров. Что особенно интересно, с очень широким диапазоном – от абсолютного мейнстрима («Школа рока») до значительного авторского кино («Отрочество»), и несколькими отличными картинами посерединке. В «Помутнении» он не ударил в грязь лицом и нашел оригинальный ход, который помог бы спасти фильм и удержать внимание зрителя.

В романе Филип Дик держит за счет слога, Линклейтер решил сделать ставку на картинку. Отснятое в цифровом формате видео разбивалось на отдельные кадры, после чего аниматоры отрисовывали каждый кадр в технике, похожей на комикс, а затем – снова собирали в видео. Говорят, на создание каждой минуты готового фильма требовалось по 500 часов труда художников. Оправданы ли были такие старания? Думаю, да. Сочетание мягких, покачивающихся движений «настоящей» камеры с минимализмом и избирательным фокусом рисованной картинки позволили погрузить зрителя в подобие транса, приближая его состояние сознания к сознанию героя, увлекая в зыбкий мир между реальностью и галлюцинацией.

И всё же, к концу фильма назревает вопрос: зачем Ричарду Линклейтеру, Киану Ривзу, Роберту Дауни Младшему, Вайноне Райдер и другим непоследним людям в киноиндустрии собираться вместе и тратить кучу сил на создание этого, в общем, необязательного, скучноватого и вторичного кино? Если верить источникам, то ответ кроется в глубоко личных причинах. Мол, у каждого из них была своя история джанки и желание «напомнить» и «предостеречь».

За достоверность последнего факта я лично отвечать не берусь, но это бы объяснило появление «Помутнения» на свет и помогло бы дать совет потенциальным зрителям: садитесь за просмотр, если найдете для этого конкретные личные причины.
_______________________________________________________________________

¹ цитата из романа Ирвина Уэлша «На игле»

² цитата из романа Германа Гессе «Степной волк»

³ junkie – англ, сленг, «наркоман». Вошло в широкий  обиход после выхода романа Уильяма Берроуза «Джанки: Исповедь неисправимого нарокмана»

⁴ D – первая буква в англ. слове “death” – «смерть»

⁵ забавно, что в современном языке “straights” обозначает «натуралы» (о сексуальной ориентации). В романе и в фильме звучит исключительно презрительно.