панику в 1938 году. Тогда прямая трансляция без особого предупреждения о том, что никакого нашествия марсиан, на самом-то деле, не было и в помине, спровоцировала слушателей на абсолютно неадекватную реакцию, будто они столкнулись с реальным вторжением инопланетных враждебных существ. Радио, обращаясь к более массовой аудитории, чем читатели фантастических романов, впервые продемонстрировало, благодаря хитрой уловке гениально прозорливого постановщика, уникальную способность искусства при помощи средств информации создавать ситуацию массового психоза.
Казалось бы, кино, которое рассчитано, прежде всего, на коллективное бессознательное, тоже должно было бы пробуждать в зрителях сильную всеобщую истерию. Но будучи лишённым эффекта внезапности воздействия, оно чаще всего лишь пугало во время просмотров какими-то страшными сценами с космическими монстрами, которые с каждым годом становились всё изобретательнее и технически сложнее. Однако многие критики не случайно замечали, что старые, нередко созданные на минимум денежных средств, в чём-то наивные фильмы 50-х годов были психологически пострашнее, улавливали некую невидимую, смутно ощущаемую тревогу, словно разлитую в воздухе. Эммерих догадался в «Дне независимости» попугать публику 90-х годов, которая уж точно привыкла к ужасам и катастрофам в кино, вроде бы всем давно известной перспективой вторжения пришельцев из космоса — словно из будущего, однако представил невероятное на экране как хронику трёхдневных событий накануне очередного Дня независимости США.
Инопланетяне из «Дня независимости», находясь на высшей стадии технического развития, даже отдалённо не являются антропоморфными, изначально и непреклонно враждебны, более того — агрессивны и безжалостны в собственном желании истребить человеческую цивилизацию и использовать атмосферу Земли. На дружеское приветствие землян они отвечают яростным огнём и готовы всё смести на своём пути. Но отпор этим «чужим» отнюдь не в далёком космосе, а на родной территории дают от имени всего человечества отважные американцы.