бессмысленностью, странной неестественностью. Запутавшись в вязкой паутине, он силится найти другой смысл, начать другую жизнь, заняться желанным (как ему кажется) делом – закончить книгу, разорвать круг случайных людей и связей. Только что-то мешает. Он не может... или не хочет, и все глубже увязает в тягучих сливках сладкой жизни, приторной жиже противоречий, измен и лжи.

Он говорит: «То, что я делаю сейчас мне не нравится... Я должен многое изменить.» И он изменяет. Изменяет женщине, что с ним рядом, пусть нервной, истеричной и не столь изысканной, но безмерно его любящей, с аристократками, актрисами, просто случайными знакомыми. Он изменяет своей мечте закончить книгу с бездарными сплетническими заметками в желтой прессе. Он изменяет желанию сблизится с таким далеким и уже чужим отцом с пустой мишурой роскоши. Он изменяет самому себе, но не может изменить сладкой жизни.

А на робкий зов надежды с ангельским личиком простой, неиспорченной, искренней девушки, способной вырвать его их этого порочного круга одиночества, отчуждения и притворства, он лишь тихо ответит: «Ничего не слышно... Не понимаю...», и уйдет прочь, назад в приторность и бессмысленность существования. И это конец. Конец сладкой жизни, дальше лишь пустота и горькое послевкусие.