Заводной апельсин

Это кинополотно уже давно заняло почетное место в списке лучших картин за всю историю кинематографа. «Заводной апельсин» также входит в списки самых популярных и самых скандальных фильмов. Правда, братцы мои, популярность данного кинопроизведения была вызвана ее скандальностью, скандальность же – ее темой, а точнее тем, как она преподнесена.

Этот фильм не о культе насилия в подростковом обществе, он о разрушении базовых общественных институтов, а также о разложении нравственности и морали в обществе, о смертельном вирусе, проникнувшем на все уровни его инфраструктуры. «Заводной апельсин» можно назвать политическо-экзистенциальной драмой.

Жестокость, жестокость и еще раз жестокость, братцы мои. Праздник “ультра-насилия”. Четверо подростков избивают, насилуют, грабят и убивают разных людей. Главарем этой банды анархистов-садистов является некий Алекс, которого играет Малкольм МакДауэлл. Стэнли Кубрик снял эту ленту по книге Энтони Бёрджесса, который придумал эту историю, когда узнал, что у него опухоль мозга.

По крайней мере, так говорили его лечащие врачи, утверждающие еще, что ему осталось жить всего около года. Откуда, братцы мои, английский писатель-литературовед мог знать, что диагноз ошибочный? Он и не думал, что проживет еще 9 лет и примет непосредственное участие в экранизации своего детища, ставшего событием в мире литературы.

Погрузившись в мысли о собственной смерти, «разбавленные» воспоминаниями о жене, которая во время Второй мировой войны была зверски избита четырьмя дезертирами американской армии, после чего потеряла ребенка, которым была беременна, и начала пить, из-за чего и вскоре умерла, Энтони начал писать свою книгу. В борьбе с белой частью бумаги, Бёрджесс создал крайне умное, стильное, пропитанное горем и болью произведение, мрачность которого проявляется не только в его содержании, но и в форме.

У Кубрика же все немного иначе; он не изменяет идеям первоисточника, но преподносит их с другого, гораздо более ироничного ракурса. Содержание у Кубрика в довольно-таки существенной степени отдельно от формы, но при этом они прекрасно дополняют друг друга. Одно разоблачает звериную сущность человеческой натуры, а другое – лицемерие, вызывающее со стороны приступы тошноты. Иллюстрация человеческой агрессии и жестокости на примере подростков (это делает происходящее на экране еще страшнее, ибо, как известно, дети – будущее) аккуратно завернута в упаковку искусственной искусственности.

К тому же постановщик не отказал себе в удовольствии добавить в фильм кое-какие свои личные мысли. Причем речь идет далеко не только о второстепенных деталях, как, например, змея, появившаяся в адаптированном самим же Кубриком сценарии после того, как исполнитель главной роли Малкольм МакДауэлл нечаянно признался режиссеру-сценаристу в своем страхе перед рептилиями. Кубрик пошел дальше, переработав внутренний механизм этой антиутопической социальной сатиры.

Клоунские наряды действующих лиц, наигранная неестественность актерской игры – все это является недвусмысленным намеком. Станиславский здесь бессилен, ибо его «не верю!» будет смотреться не просто неуместно, но и откровенно глупо; все это сделано специально, так изначально задумано. Такой подход во многом исключает актерскую игру, превращая персонажей в почтовых голубей. Братцы мои, вам, кстати, пришло письмо, получите и распишитесь.

«Т» - говорит содержание, «ы» - добавляет форма, и так постепенно складывается пазл с обращенной к зрителю надписью, которая гласит: «Ты лицемерный зверь!». Да, братцы мои, Кубрик плюет нам в лицо. Плевок этот можно сразу не разглядеть, но не почувствовать его нельзя.

Приведенный пример, честно говоря, слишком топорный, поскольку Стэнли Кубрик выполняет свой плевок гораздо более утонченным и элегантным способом. Главный герой, от лица которого и идет все повествование, словно намекая зрителям, что они такие же мерзавцы, как и он сам, обращается к ним со словами «братцы мои», уловили суть?

Нельзя не отметить музыкальное сопровождение. И дело не столько в том, что в фильме использованы потрясающие композиции, включая Музыку (большая буква «М» не случайна) Бетховена, сколько в том, как именно она использована. В одной из своих предыдущих работ Кубрик уже показал конец света под «We will meet again» Веры Линн, так почему бы не показать сцену группового изнасилования под «La gazza ladra» Джоаккино Россини?

Данное кинополотно насыщено метафорами, аллегориями, символами и подтекстами по самое «не могу». Посмотрите хотя бы на то, сколько смысла в одном названии, которое на первый взгляд кажется просто-напросто абсурдным словосочетанием. Энтони Бёрджесс говорил, что название появилось из выражения «странный, как заводной апельсин», которое когда-то было популярным у лондонских кокни. Студия Warner Bros. объясняла название так: «заводной апельсин — снаружи он здоров и цел, но внутри изуродован неподвластным ему рефлекторным механизмом». Если внимательно посмотреть на название в оригинальном варианте, то можно заметить «A» вместо традиционного «The», то есть никакой конкретики, лишь один «заводной апельсин» из многих.

P. S. А у вас молоко убежало!

`