В 1881 году, в год смерти Достоевского, двадцатилетний студент медицинского факультета московского университета передал свой первый драматургический опус знаменитой актрисе Ермоловой.  Пьеса, которой автор даже еще не выбрал названия,   актрисе категорически не понравилась. Драматическое действие должно было занимать более пяти часов, пьеса изобиловала театральными штампами и выдавала провинциальное происхождение автора. Студента-медика звали Антоном Чеховым.  Всего год назад он переехал в Москву из родного Таганрога. Этот

длинный водевиль с самоубийством именовался с вариантами: «Пьеса без названия», или «Безотцовщина», или «Платонов».

 

Отвергнутую драму автор предал забвению, перешел на второй курс университета и параллельно с занятиями хирургией и диагностикой активно сочинял короткие рассказики для заработка, ибо был единственным кормильцем большой семьи. Эти рассказы появлялись еженедельно в юмористических журналах «Осколки» и «Будильник», в «Петербургской газете» и в журнале «Новое время». Только через пять лет, в 1886 году автор сотен популярных рассказов и дипломированный доктор медицины стал подписывать их своим настоящим именем, а не псевдонимом – Антоша Чехонте.

 

Возвращение к драматургии произойдет гораздо позже. Спустя семь лет он напишет для московского театра Корша четырехактную драму «Иванов», которая станет первой из четырех больших пьес,  которые займут особое и ведущее место на театральных подмостках России и всего мира. После Толстого и Достоевского Чехов станет самым известным и популярным на Западе русским писателем и первым драматургом.

 

Молодые в то время, в семидесятые годы ХХ века,  кинематографисты -  Никита Михалков, сценарист, актер и режиссер, и Александр Адобашьян, сценарист и художник, уже познавшие и успех, и популярность,  решили свой третий фильм сделать на чеховском материале и обратились к малоизвестному юношескому произведению Антона Павловича, позволив себе многочисленные купюры и добавление некоторых персонажей из других рассказов писателя. Замечательные актеры, многие из которых были их друзьями, от всей души и с присущим им блеском оживят чеховских героев. Оператор Павел Лебешев, их постоянный соавтор, виртуозно и поэтично запечатлеет все их веселые задумки и импровизации на фоне левитановских пейзажей на дефицитную пленку «Кодак». В результате «Неоконченную пьесу» смотрели, смотрят, и будут смотреть нескончаемое число раз.

 

Сам Никита Михалков подробнейшим образом рассказал о работе над фильмом в очень интересной беседе с киноведом Татьяной Йенсен. Писать сценарий, взяв с собой 12-ти томное собрание сочинений А. Чехова, он уехал на месяц вместе с Александром Адобашьяном в Пущино. На высоком берегу Оки, в усадьбе-музее они жили, запоем читали Чехова, обсуждали и набрасывали отрывки сценария. Персонажей представляли себе в образах тех актеров, которые должны были воплотить их на экране. Работа была увлекательная и мучительная. Авторы позволили себе создать как бы коллаж из многих произведений писателя, поэтому честно обозначили в титрах – по мотивам произведений А. П. Чехова.

 

Когда работа над сценарием была почти закончена, в Пущино съехалась вся съемочная группа и актеры. «Снимали последовательно, жили в период съемок все вместе безвыездно» - рассказывал Михалков. «Это очень важно, когда люди живут бок о бок и у них накапливаются какие-то свои «иероглифы», только им понятные.  Для совместного творчества, для согласованной работы, на мой взгляд, очень важно, просто необходимо иметь общую историю, общее прошлое»,Эта общность, это взаимопонимание ансамбля, поразительно притягивает и вызывает доверие зрителей с первого до последнего кадра. И так захватывающе интересно нам наблюдать этих праздных людей, собравшихся в жаркий летний день в поместье вдовы-генеральши Анны Петровны Войницевой.

  

Александру Калягину еще в Москве Михалков предъявил жесткие требования – радикально похудеть к началу съемок. В предыдущей работе – «Рабе любви» тучность Калягина, который играл томного ялтинского кинорежиссера, была вполне уместна. Но теперь  прямо на фотографии артиста Михалков фломастером начертал контур необходимого ему персонажа, решительно срезав щеки, шею и бока, и  Калягин постарался на славу - ему вполне удалось войти, буквально говоря, в рамки образа.

 

Однако первое появление Платонова на экране сам Михалков в роли доктора Трилецкого сопроводит все-таки язвительным комментарием: «Эка,  Мишель-то раздобрел! Чисто - бык!». Причем смотрит он на него издалека, прильнув к визиру подзорной трубы. Забавная самоироничная зарисовка – как бы автошарж на кинорежиссера Михалкова. Очень к месту. Ведь и сам Николай Трилецкий, местный лекарь – иронический автопортрет самого доктора Антона Чехова. В каждой пьесе позднего Чехова будет присутствовать врач. Дорн в «Чайке», Астров в «Дяде Ване», Чебутыкин в «Трех сестрах». Скорее всего, именно в такое ничтожество, как Чебутыкин, лет через 30 превратится молодой вертопрах и озорник доктор Николай Трилецкий.

 

Подобное начало сразу же подтверждает точку зрения молодых и веселых авторов фильма, что Чехов отнюдь не «поэт сумерек». Сам драматург называл свои пьесы комедиями, и его раздражали тяжеловесные и скучные спектакли в современных ему постановках, даже во МХАТ-е.  Впрочем, справедливости ради, наиболее драматичные сцены и в фильме происходят именно в сумерках, в полумраке – в коридоре под лестницей, при тускловатом свете керосиновых ламп за ужином, под деревом на берегу реки в туманных предрассветных сумерках. И еще раз хочется поблагодарить за это талантливейшего оператора Павла Лебедева.

 

Я не читал «Безотцовщину», сюжет которой положен в основу сценария, но здесь угадываются многие темы, фразы и типажи из последующих сочинений писателя, да и из самой чеховской биографии. Впрочем, читал где-то, что в пьесе Платонов «необыкновенный негодяй» - в фильме «обыкновенный щаловек». Там он изворотливый подлец – здесь, в общем, довольно порядочный человек; там его сгубили женщины,  здесь – собственное безволие. Та юношеская пьеса отнюдь не считалась комедией, в финале Софья убивала Платонова. В кино концовка дает герою некую надежду.

 

Казалось бы, сюжет поначалу обещает водевиль – Платонов оказывается среди любовного не треугольника даже, а четырехугольника. Первая чистая любовь – Софья (Елена Соловей), любовница бальзаковского возраста – генеральша (Антонина Шуранова), да и слепо любящая его жена – Сашенька (Евгения Глушенко, кстати, супруга самого Калягина). Три замечательные актрисы буквально с трех сторон обрисовывают и лепят выпуклый и абсолютно реалистический портрет Михаила Васильевича Платонова. Так родилась лучшая роль в кино Александра Калягина.

 

Юрий Богатырев – любимый актер и товарищ Михалкова, сыгравший героического Шилова в «Свой среди чужих…», впервые предстает здесь в роли недотепы и рохли, мужа Софьи - Сержа Войницева. Но затем - в «Обломове» тот же Богатырев сыграет энергичного дельца Штольца, а в «Родне» снова мужа-подкаблучника. Как же жаль, что этот талантливый многоплановый актер так рано ушел из жизни!

 

Олег Табаков в роли помещика Павла Петровича Щербука,  как бы особый концертный номер. Это персонаж из чеховского рассказа «В усадьбе». Там его звали Рашевич. Его искреннее изумление талантами дворового Захарки, виртуозно исполняющего на пианино «Венгерскую рапсодию» Листа, выливается в идиотский ксенофобский монолог за ужином. И как же осадил зарвавшегося «аристократа» тихо, строго и по-чеховски деликатно молчаливый до сих пор Герасим Петрин  (Анатолий Ромашин). Человек из «новых русских» конца XIX  века. Его единственное длинное выступление за весь фильм, и в нем угадываются интонации и целые фразы будущего Лопахина из «Вишневого сада». Честный человек – Порфирий Глагольев (Николай Пастухов). Рыцарственный женолюбец единственный, кто говорит правду в лицо Платонову и нарывается на цинический ответ – «Сами-то вы грешить уже не способны, ввиду старости!».

 

Череда сольных монологов за столом продолжится. Забавник и шалопай, доктор Трилецкий, отказавшийся ехать к больному из-за предстоящего веселого застолья и фейерверка, чуть ли не со слезами на глазах попытается оправдать свой некрасивый поступок. И в свой черед свою историю начнет и наш герой – Платонов. Он исполняет его как сентиментальный романс,  ритмически тренькая на струнах гитары. Сейчас он, уже не стесняясь, издевательски играет, ибо за те несколько часов, что он провел в обществе Софьи, он успел испытать мучительное и сладостное разочарование в предмете своей чистой первой любви.

 

В «Неоконченной пьесе» Платонов не просто уездный Дон Жуан, который тяготится запутанностью личных проблем. В монологах Платонова звучит традиционная, но по-прежнему актуальная для конца 70-х - начала 80-х годов насмешка «обманутого сына» над идейно и нравственно «промотавшимся отцом»; выражается духовное томление одного из чутких представителей целого поколения, ощущающего себя как поколение потерянное. Этого-то идейно-общественного измерения «болезни Платонова» недостает его ближайшим предшественникам и современникам в русской драматической литературе.

 

Последняя фраза, прозвучавшая в фильме: «Все будет по-старому». Это мы уже слышали прежде. Так утешала генеральша своего убитого горем пасынка Сержа. «Все будет по-старому. Софья снова будет с тобой, Платонов со мной, а Сашенька с Платоновым». Но ранний летний рассвет в последних кадрах картины,  похоже, дает понять, что не так банально и пошло, «по-старому» продолжится жизнь и бытие персонажей фильма. Спящий мальчик Петечка, «наследник идей», по щеке которого ползет первый солнечный луч, вряд ли сможет столь же безмятежно продлить свою жизнь. Его юность и зрелость придутся на страшные годы начала ХХ века. Такой открытый финал, недосказанность – тоже в очень чеховском стиле.

 

@ Thu, 28 Jun 2012 08:22:17 +0400